Сочинение по роману Гроссмана Жизнь и судьба

Роман В. Гроссмана “Жизнь и судьба”, написан­ный тридцать пять лет назад, пришел к читателю лишь в 1988 году и потряс литературный мир своей современностью, великой силой своего правдивого слова о войне, о жизни, о судьбе. Он отразил свое время.

Лишь теперь, в девяностые, возможно стало говорить и пи­сать о том, о чем размышляет автор романа. И поэтому это произве­дение принадлежит сегодняшнему дню, оно злободневно и сейчас.

Где главное, какая основная мысль пронизывает повествование? Что есть жизнь, что есть судьба?

Судьба же – несво­бода, рабство, недаром обреченные на смерть в газовых камерах люди чувствуют, как “силится в них чувство судьбы”. Судьба не подчиняется воле человека.

Основная тема произведения Гроссмана – свобода. Понятие “свобода”, “воля” знакомо и дикому зверю. Но то свобода или несво­бода физическая. С появлением человеческого разума смысл этих понятий изменился, стал глубже.

Сколько раз уже цитировали эту фразу Воланда, но хочется повторить ее вновь. Наше время – время от­крытий, возвращенных мастеров, ждавших своего часа, наконец увидевших свет.

Существует свобода моральная, нравственная, свобода мысли, непорабощенность души. Так что же важнее – сохранить свободу тела или разума? Почему именно эта философская проблема волновала автора? Очевидно, это было предо­пределено той эпохой, в которой он жил.

Два государства встали над миром в то время, сошлись в борьбе, и от исхода этой битвы зависела судьба человечества. Обе державы, по словам одного из персонажей романа, – государства партийные.

Оба государства были сходны между собой тем, что граждане их, лишенные официального права мыслить, чувствовать, вести себя в соответствии со своей индивидуальностью, постоянно ощущали довлеющую над ними силу страха. Так или иначе, госу­дарственные здания, больше похожие на тюрьмы, были возведены и казались несокрушимыми. Человеку в них отводилась незначитель­ная роль; куда выше, чем он, стояли государство и выразитель его воли, непогрешимый и могучий. Фашизм и человек не могут сосу­ществовать.

На одном полюсе – государство, на другом – потреб­ность человека. Не случайно Гроссман, сравнивая два лагеря, срав­нивает тоталитарные государства – Германию и Советский Союз Тридцатых-сороковых Годов. Люди сидят там за одни и те же “пре­ступления”: Неосторожное слово, плохую работу.

Это “преступники, не совершившие преступлений”. Разница лишь в том, что немецкий лагерь дан глазами русских военнопленных, знающих, за что они сидят, и готовых к борьбе. Люди же, находящиеся в сибирских лаге­рях, считают свою судьбу ошибкой, пишут письма в Москву. Деся­тиклассница Надя Штрум поймет, что тот, к кому обращены ее письма, по сути, и есть виновник происходящего.

Но письма продол­жают идти… Сибирский лагерь, пожалуй, страшнее германского.

К страшному выводу приводит нас Гроссман: тоталитарное государство напоминает огромный лагерь, где заключенные являются и жертвами, и палачами.

Для того чтобы повернуть врага вспять, мало довлеющей над народом власти, необходима сво­бода, и в это тяжелое время она пришла. Никогда раньше люди не вели таких смелых, правдивых, свободных разговоров, как в дни бо­ев под Сталинградом. Дыхание свободы ощущают люди в Казани, в Москве, но сильнее всего она в “мировом городе”, символом которо­го станет дом “шесть дробь один”, Где говорят о тридцать седьмом годе и коллективизации. Борясь за независимость Родины, люди, подобные Ершову и Грекову, борются и за свободу личности в своей стране.

Греков скажет комиссару Крымову:

В дни поражений, когда вольная сила поднималась с самого дна людских душ, Сталин чувствует, что… побеждали на полях сра­жений не только сегодняшние его враги. Следом за танками Гитлера в пыли, дыму шли все те же, кого он, казалось, навек усмирил, успо­коил.

Сам Сталин пони­мает, что если он будет побежден, то ему не простится то, что он сде­лал со своим народом. В душах людей постепенно поднимается чув-

Ство русской национальной гордости. В то же время прозрение при­ходит к окруженным немецким солдатам, к тем, кто несколько ме­сяцев назад давил в себе остатки сомнений, убеждал себя в правоте фюрера и партии подобно обер-лейтенанту Баху. Сталинградская операция определила исход войны, но молчаливый спор между побе­дившим народом и победившим государством продолжается. Так кто же победит – государство или человек?

Ведь с человека начина­ется свобода. Тоталитарная власть подавляет, чувство страха за жизнь сковывает, рождает покорность перед этой властью. Однако многие люди искренне верят, что в преклонении перед государст­вом, партией, в восприятии высказываний вождя как святых истин заключена их сила. Такие могут не согнуться перед страхом смерти, но с содроганием отвергают сомнения в том, во что верили на протя­жении жизни.

Таков старый большевик, ленинец Мостовской, Услы­шав из уст гестаповца Лисса то, что мучило его, в чем он даже в ду­ше боялся себе признаться, лишь на мгновение утрачивает уверен­ность:

Этот сильный, несгибаемый человек сам ищет несвободу, чувствует облегчение, вновь подчиняясь воле пар­тии, одобряя отправку в лагерь смерти презирающего насилие Ер­шова. Иным, подобным Магару, Крымову, Штруму, потребовалось поражение для того, чтобы очеловечиться, увидеть правду, вернуть свободу своей душе.

Крымов Прозревает, попав в камеру, Магар, ли­шившись свободы, пытается донести свои выводы ученику Абарчуку:

Но, столкнувшись с недоверием, фанатичной слепотой, Магар кончает жизнь самоубийством. Дорогую це­ну заплатил он за духовное раскрепощение.

Теряя иллюзии, Магар теряет и смысл существования. Особенно убедительно показано вли­яние свободы на мысли, поведение человека на примере Штрума. Именно в тот момент, когда “могучая сила свободного слова” цели­ком поглотила мысли, приходит к Штруму его научная победа, его открытие.

Он найдет в себе силы понять, что прежний идеал его лжив, и найти правду, смысл жизни в доброте, в “эволюции Добра”. Прав Ре­марк, говоря:

И лишь человеческая доброта спасет мир.

Та доброта, что заставит Даренского заступиться за обессилевшего немецкого пленного, а немолодую, обездоленную войной женщину побудит протянуть пленному кусок хлеба. Иконников, веря в доброту, погиб­нет раскрепощенным, провозгласит перед смертью свободу человека перед судьбой.

– к такому выводу придет он.

Писатель во всей глубине изведал трагическую сложность конф­ликта человека и государства в сталинскую эпоху.

Художественное видение современно­го мира у В. Гроссмана трагедийное.

Финал романа в соответствии с этим видением печален. И в этом тоже заключена глубина его правды, правды автора.