Особенности квалификации составов преступлений против общественной безопасности и общественного порядка

В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 02.07.2021 № 400, государственная и общественная безопасность взаимосвязаны и неделимы, что абсолютно логично, ведь деятельность по обеспечению государственной безопасности создает условия для общественной безопасности, а обеспечение безопасности общества способствует безопасности функционирования государства и его институтов.

Уголовный закон РФ охраняет оба этих вида безопасности, однако деяния, посягающие на общественную безопасность и общественный порядок, расположены отдельно    от угрожающих государственной безопасности – в разделе IX. Это довольно обширная группа преступлений (ст. 205-274.2 УК РФ), к тому же регулярно увеличивающаяся за счет вновь включаемых.

Очевидно, что такое число преступлений указанной категории не позволяет рассмотреть их все в полном объеме в рамках настоящего учебного пособия, а потому остановимся на простом и квалифицированном составах террористического акта в части вызывающих наибольшие трудности признаков.

Верховный Суд РФ предлагает относить к их числу устройство аварий на объектах жизнеобеспечения, разрушение транспортных коммуникаций, заражение источников питьевого водоснабжения или местности, вооруженное нападение на населенные пункты, обстрелы мирного населения и мест их проживания, а также мест дислокации (расположения) военнослужащих или сотрудников правоохранительных органов, захват и/или разрушение зданий, вокзалов, портов, культурных или религиозных сооружений и др.

В связи с этим довольно широким истолкованием анализируемого признака состава террористического акта можно заметить схожесть с составом диверсии, которая совершается аналогичными актами. Они также определены законодателем как «иные действия», однако цели их совершения определены иначе: подрыв экономической безопасности и (или) обороноспособности нашего государства (ч. 1 ст. 281 УК РФ).

Террористический акт, в результате которого наступает смерть человека, является особо квалифицированным составом, предусмотренным п. «б» ч. 3 ст. 205 УК РФ (в ред. федерального закона от 28.04.2023 № 157-ФЗ). В отличие от старой редакции нормы ст. 205, на сегодняшний день ответственность лица наступает независимо от его формы вины по отношению к смерти потерпевшего.

Заметим, что наличие квалифицированного состава теракта с таким последствием ранее справедливо критиковалось учеными, полагавшими, в частности, что при теракте неосторожное отношение к последствиям в виде смерти нереально, а также указывавшими, что такого рода квалифицирующие признаки в конечном итоге снижают уголовно-правовую защиту жизни человека.

Вместе с тем законодатель остался на прежней позиции, ужесточив ответственность для субъекта, причинившего смерть потерпевшему в результате легкомыслия или небрежности, а также предусмотрев за содеянное в качестве минимального не двенадцатилетний срок лишения свободы, как было ранее, а пятнадцатилетний или пожизненное лишение свободы.

Момент окончания террористического акта связан с совершением взрыва, поджога или иных действий (п. 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ № 1). Если же имела место подготовка к таким общественно опасным деяниям, то содеянное квалифицируется со ссылкой на ч. 1 ст. 30 УК РФ.

Так было квалифицировано деяние одного из граждан России, который хранил в специально оборудованном тайнике компоненты для изготовления самодельного взрывного устройства, осуществляя, таким образом, деятельность по подготовке поджогов шкафа релейной защиты и автоматики железнодорожной станции «Новотроицкая» Южно-Уральской железной дороги, военного комиссариата г. Орска Оренбургской области и отдела ФСБ России.

Данный гражданин вел переписку в мессенджере Telegram с украинскими спецслужбами, планировал переход на сторону ВСУ для участия в боевых действиях против Вооруженных Сил РФ. Кроме того, в его средствах коммуникации были обнаружены интернет-инструкции по изготовлению взрывчатых веществ и взрывных устройств. В отношении данного лица было возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 30 и ч. 1 ст. 205 УК РФ.

Близким к террористическому акту является состав содействия террористической деятельности, устанавливающий ответственность за пособничество и подстрекательство к террористическому акту. Также, по справедливому замечанию Н.Г. Иванова, норма ст. 205.1 УК РФ сочетает в себе одновременно и идеальную совокупность, и соучастие.

Все это указывает как на определенные сложности в истолковании его признаков, так и на особенность (специфичность) состава. Наибольшие вопросы вызывает признак = пособничества в совершении террористического акта (ч. 3 ст. 205.1 УК РФ).

Буквальное толкование пособничества как деяния, предусмотренного ст. 205.1, наглядно демонстрирует отсутствие указания на заранее данное обещание сокрытия, характерное для пособника (ч. 5 ст. 33 УК РФ).

Это отличает пособничество в совершении террористического акта от названного вида соучастника, определяя специфику состава и совокупность образующих его признаков для конечной квалификации.

Следует также отметить, что в научной литературе часто встречается критика еще одного осложняющего квалификацию обстоятельства, связанного с формой пособничества, а именно действий по вооружению и подготовке в рамках ч. 1 и 1.1 ст. 205.1 УК РФ, образующих сами по себе пособничество.

В этом случае безусловно прав А.К. Субачев, который утверждает, что «помимо объективного сходства упомянутых действий с деятельностью пособника, аргументом в пользу обозначенной позиции выступает наличие специальной цели подготовки и вооружения: содействие совершению конкретных преступлений, что также характерно для пособничества».

Лишь когда содеянное не подпадает под признаки деяний, предусмотренных ч. 1, 1.1, 3 ст. 205.1, возможна квалификация со ссылкой на ч. 5 ст. 33 УК РФ. Специфичностью обладает и состав публичных призывов к осуществлению террористической деятельности, публичного оправдания терроризма или пропаганды терроризма (ст. 205.2 УК РФ).

С точки зрения объективной стороны призывы представляют собой обращения к другим лицам с целью побуждения их к определенной противоправной деятельности, обладающие конкретной направленностью (п. 18 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.02.2012 № 1). И законодатель, и высшая судебная инстанция солидарны во мнении, что безадресное распространение конкретной информации призывами не является.

В число признаков уголовно наказуемых призывов относятся:

• обращение в устной или письменной форме;
• адресат – индивидуально не определенное лицо (не определенные лица), независимо от его (их) способности воспринимать содержание призыва;
• наличие цели побуждения адресата такого обращения к определенной противоправной деятельности;
• конкретная направленность обращения.

Примером подобного рода преступления может служить содеянное Ш., который был признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 205.2 и ч. 1.1 ст. 205.1 УК РФ. Ш. с целью формирования у неопределенного круга лиц убежденности в привлекательности идеологии терроризма, используя свой мобильный телефон, разместил в социальных сетях ряд видеофайлов, оправдывающих и пропагандирующих терроризм.

Также он предоставил пользователям указанных интернет-ресурсов свободный доступ к данным файлам и возможность их использования. Кроме этого, путем убеждений и предложений, в т.ч. с использованием сети Интернет, Ш. склонял своих знакомых к участию в деятельности международных террористических организаций.

Судом Ш. было назначено наказание в виде 10 лет лишения свободы с отбыванием первых двух лет в тюрьме, остальной срок – в колонии строгого режима с запретом на использование интернета в течение 4 лет.

Несообщение о преступлении (ст. 205.6 УК РФ) в части признаков состава на первый взгляд конкурирует с укрывательством преступлений (ст. 316 УК РФ). Хотя последнее действительно может быть связано в т.ч. с несообщением о совершении тяжких преступлений в отношении несовершеннолетних, не достигших четырнадцатилетнего возраста, или о совершении особо тяжких преступлений (ч. 1 и 2), тем не менее предполагает именно активные действия виновного лица как форму общественно опасного деяния.

Таким образом, при квалификации нужно иметь в виду, что составы преступлений, предусмотренных ст. 205.6 и ст. 316 УК РФ, обладают взаимоисключающими друг друга признаками объективной стороны, и при одновременном совершении их виновным лицом возможно вменение совокупности этих преступлений.

Так, в научной литературе отражена и обоснована точка зрения, согласно которой «внутренняя связь таких понятий, как “похищение”, “лишение свободы” и “захват заложника”, приводит к тому, что практически отсутствуют весомые теоретические положения по отграничению одного преступления от другого».

Посягательство, предусмотренное ст. 206 УК РФ, безусловно, направлено на заложника, чья личность и особенности как потерпевшего не играют настолько же значимой роли, как при похищении, когда для субъекта важна конкретная жертва. Хотя это важный признак для квалификации, он при этом вовсе не определяющий.

Виновный, преследуя строго определенные законодателем составообразующие цели («понуждения государства, организации или гражданина совершить какое-либо действие или воздержаться от совершения какого-либо действия как условия освобождения заложника»), предъявляет требования третьим лицам. Они в свою очередь выступают как бы косвенными потерпевшими, а сам заложник – в качестве «эквивалента, которым преступники «расплачиваются» в случае выполнения требований».

Именно совокупность специфичных по сути признаков объекта и субъективной стороны выделяют основной состав захвата заложника среди схожих, что следует учитывать при юридической оценке. Довольно интересным с точки зрения квалификации отягчающим признаком захвата заложника выступают корыстные побуждения,
предусмотренные п. «з» ч. 2 ст. 206 УК РФ.

Между тем судебная практика идет по другому пути: виновный, получивший требуемое вознаграждение даже при захвате в качестве заложника своего родственника, несет ответственность исключительно по ст. 206 УК РФ. Так, в качестве примера приведем деяние Р., лица, употребляющего наркотические средства и состоящего на учете у врачанарколога.

Он решил удержать в качестве заложника свою несовершеннолетнюю дочь Р., в результате чего под угрозой убийства последней понудил своих близких родственников дважды передать ему деньги на приобретение наркотических средств. После их получения Р. не освободил потерпевшую, а выдвинул новое требование о передаче ему денежных средств и о предоставлении автомобиля для поездки, где пообещал освободить дочь.

После чего Р. задержали сотрудники полиции во дворе своего дома. Апелляционным определением Судебной коллегии по делам военнослужащих Верховного Суда РФ приговор Московского окружного военного суда от 28 апреля 2015 г., по которому действия Р. были квалифицированы по п. «в», «г», «д», «з» ч. 2 ст. 206 УК РФ, был оставлен без изменения.

Так, например, были квалифицированы действия С., который в состоянии алкогольного опьянения, из хулиганских побуждений позвонил со своего мобильного телефона на номер телефона службы «112» ГКУ АО «Региональная диспетчерская служба» и сообщил оператору службы «112» заведомо ложное сообщение о том, что он взорвет многоквартирный дом. Содеянное было квалифицировано по ч. 1 ст. 207 УК РФ.

Ложное информирование об акте терроризма из мести, корыстных побуждений, по другим мотивам не образует состава преступления и может быть квалифицировано по иным статьям Особенной части УК РФ при наличии соответствующих признаков.

Состав преступления, предусмотренный ч. 3 ст. 207 УК РФ, связанный с заведомо ложным сообщением о готовящихся взрыве, поджоге или иных действиях, создающих опасность гибели людей, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий в целях дестабилизации деятельности органов власти, конкурирует с угрозой террористического акта, охватываемого ст. 205 УК РФ.

Как отмечает О. Костылева, когда автор сообщения не готовит и не планирует готовить совершение теракта, тем не менее сообщая ложную информацию о готовящемся акте терроризма в целях дестабилизации деятельности органов власти, содеянное не может квалифицироваться по ст. 205 УК РФ ни как оконченное, ни как неоконченное преступление, даже если умысел лица был направлен на восприятие угрозы как реальной ее адресатами.

Содеянное квалифицируется именно по ч. 3. ст. 207 УК РФ, предусматривающей более мягкое наказание, а значит, предполагает применение уголовного закона с обратной силой. Заведомо ложное сообщение об акте терроризма конкурирует со ст. 306 УК РФ, устанавливающей уголовно-правовой запрет на заведомо ложный донос. При этом норма ст. 306 УК РФ является общей, а ст. 207 УК РФ – специальной.

Именно по данному предмету преступления его следует отграничивать, в частности, от публичного распространения заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан (ст. 207.1 УК РФ), и публичного распространения заведомо ложной общественно значимой информации, повлекшего тяжкие последствия (ст. 207.2 УК РФ).

Заметим, что деяния, предусмотренные ст. 207.1-207.2 УК РФ, были включены в уголовный закон в целях обеспечения информационной безопасности УК РФ и являются смежными. Они совершаются путем публичного распространения недостоверных сведений, сообщений, данных и т.п., например, об обстоятельствах распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19) на территории Российской Федерации как представляющих угрозу жизни и безопасности граждан, о чрезвычайных ситуациях природного и техногенного характера, чрезвычай-ных экологических ситуациях и др. (см. примечание к ст. 207.1), что отличает их от состава преступления, предусмотренного ст. 207 УК РФ.

По предмету преступления отграничивается от деяний, предусмотренных ст. 207.1-207.2 УК РФ, и публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации, исполнении государственными органами РФ своих полномочий, оказании добровольческими формированиями, организациями или лицами содействия в выполнении задач, возложенных на Вооруженные Силы РФ или войска национальной гвардии РФ (ст. 207.3 УК РФ).

Это может быть информация с данными об использовании Вооруженных Сил РФ в целях защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности либо об исполнении государственными органами РФ своих полномочий за пределами территории нашего государства в указанных целях, а равно с данными об оказании добровольческими формированиями, организациями или лицами содействия в выполнении задач, возложенных на Вооруженные Силы РФ или войска национальной гвардии РФ.

В большинстве приговоров заведомая ложность связывается с распространением информации о якобы незаконном («преступном») характере действий Вооруженных Сил РФ в ходе специальной военной операции, в т.ч. об уничтожении мирного населения военнослужащими Вооруженных Сил РФ в ходе специальной военной операции или о потерях среди военнослужащих ВС РФ в ходе СВО.

В обеих рассматриваемых нормах уголовного закона прямо говорится о целях «защиты интересов Российской Федерации и ее граждан, поддержания международного мира и безопасности». Однако при этом законодатель поместил нормы в разные главы уголовного закона, что озадачивает: ведь фактически «адресаты» преступного посягательства тождественны.

Спецификой при осуществлении юридической оценки обладают и уголовно-правовые нормы, направленные на противодействие организованным формам преступного поведения.

Так, наряду со ст. 210 УК РФ, установившей ответственность за организацию преступного сообщества (преступной организации) или участие в нем (ней), также наказуема по уголовному закону деятельность иных разновидностей организованных групп (ст. 205.4, 205.5, 208, 209, 239, 281.3, 282.1, 282.2 УК РФ). Основные признаки, по которым разграничиваются данные преступления, – это цели.

Например, у деяния, предусмотренного ст. 239 УК РФ:

• «преимущественно религиозные или общественные, но не откровенно преступные», как у преступления, предусмотренного ст. 210 УК РФ;
• «в целях совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений», у бандитизма (ст. 209 УК РФ);
• нападение на граждан или организации, у организации террористического сообщества и участия в нем «в целях осуществления террористической деятельности» и т.п.);
• признак вооруженности (у бандитизма, организации незаконного вооруженного формирования или участия в нем, а равно участия в вооруженном конфликте или военных действиях в целях, противоречащих интересам Российской Федерации (ст. 208 УК РФ);
• формы соучастия – организованная группа (ст. 209 УК РФ);
• преступное сообщество (в частности, предусмотренное ст. 210, 205.4 УК РФ).

Еще одним деянием, относящимся к числу вызывающих множество затруднений в процессе квалификации, относится хулиганство (ст. 213 УК РФ). Как справедливо заметил С.Ф. Милюков, уголовнополитическая оценка хулиганства к моменту разработки уголовного закона РФ серьезно изменилась, состав по сравнению с апробированной десятилетиями на практике ст. 206 УК РСФСР был безжалостно урезан.

Выхолащивание привело к тому, что то, что в советское время было уголовно наказуемо, или перестало быть преступлением вообще, или стало квалифицироваться по другим статьям УК РФ. И подобная неопределенность сохраняется по сей день, несмотря на вносимые в ст. 213 УК РФ неоднократные изменения, направленные, очевидно, на ее совершенствование.

Хулиганство в действующей на 2023 г. редакции нормы ст. 213 УК РФ выражается в грубом нарушении общественного порядка, выражающем явное неуважение к обществу, совершенном:

• с применением насилия к гражданам либо угрозой его применения (п. «а» ч. 1);
• по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (п. «б» ч. 1);
• на железнодорожном, морском, внутреннем водном или воздушном транспорте, а также на любом ином транспорте общего пользования (п. «в» ч. 1).

В научных публикациях в качестве обязательного признака состава предлагается устанавливать публичность действий хулигана. Однако буквальное толкование признаков, включенных в диспозицию ч. 1 ст. 213 УК РФ, не позволяет согласиться с таким умозаключением.

В этом смысле нам близка и позиция Ю.В. Голика, который считает, что любое хулиганство совершается в общественном месте, а какое это место – на квалификации не отражается, хотя и может быть учтено судом при назначении наказания.

Общественное место, прежде всего, означает место общения людей, даже виртуальное (например, в социальных сетях), когда чье-то вмешательство явно и недвусмысленно нарушает внутренний покой потерпевших, выводит из себя, нарушает привычный или просто текущий порядок развития событий.

Следовательно, установление в п. «в» в качестве одного из альтернативно обязательных признаков объективной стороны (места, причем, очевидно, общественного), само по себе еще не свидетельствует о публичном способе любого хулиганства. При квалификации хулиганства на транспорте (п. «в» ч. 1 ст. 213 УК РФ) предлагается устанавливать факт осознания виновным создания угрозы безопасности эксплуатации транспортного средства и лиц, на нем находящихся.

Не могут образовывать состав такого хулиганства действия, совершенные в отношении лиц, не находящихся в салоне транспорта общего пользования во время его движения (в частности, пешеходов на улице), поскольку отсутствует потенциальная угроза для эксплуатации транспортных средств, с чем мы, пожалуй, согласимся.

В рамках анализа особенностей квалификации хулиганства следует остановиться на вопросе разграничения хулиганства и иных составов преступлений (ст. 112, 167, 212, 214 УК РФ).

Групповое хулиганство, совершенное с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств либо связанное с сопротивлением представителю власти либо иному лицу, исполняющему обязанности по охране общественного порядка или пресекающему нарушение общественного порядка (ч. 2-3 ст. 213), весьма схоже с массовыми беспорядками, предусмотренными ч. 1-2 ст. 212 УК РФ.

В научной литературе в качестве критериев, по которым отграничиваются эти деяния, предлагаются:

• во-первых, признак массовости, проявляющийся в большом количестве участников беспорядков;
• во-вторых, совершении ими широкого комплекса различных общественно опасных действий, в совокупности существенно нарушающих общественную безопасность и общественный порядок на определенном объекте или значительной территории, что, в свою очередь, является уже третьим критерием для отграничения.

Отграничение хулиганства от иных преступлений, для которых характерны хулиганские побуждения, по мнению Верховного Суда РФ, необходимо осуществлять в зависимости от содержания и направленности его умысла, мотива, цели и обстоятельств совершенных им действий.

В частности, причинение вреда здоровью человека различной степени тяжести или совершение убийства по экстремистским мотивам, причинение вреда здоровью, оскорбления, побои, совершенные в семье, в отношении родственников, знакомых лиц и вызванные личными неприязненными отношениями, неправильными действиями потерпевших и т.п., при отсутствии признаков преступления, предусмотренного ст. 213 УК РФ, квалифицируется по статьям уголовного закона, предусматривающим ответственность за преступления против личности.

При анализе проблемы квалификации содеянного, связанного с порчей, уничтожением имущества, неизбежно возникает вопрос об отграничении содеянного от преступлений против собственности, т.е. умышленного уничтожения или повреждения чужого имущества, совершенных из хулиганских побуждений и повлекших причинение значительного ущерба (ч. 2 ст. 167 УК РФ). Полагаем, что определяющим в последнем случае станет не столько мотив, место, способ совершения, сколько сам предмет преступления, а также направленность умысла на уничтожение имущества определенного лица.

Верховный Суд РФ настаивает на том, что в случаях, когда лицо, помимо умышленного уничтожения или повреждения имущества из хулиганских побуждений, совершает иные умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок, выражающие явное неуважение к обществу, тогда содеянное надлежит квалифицировать по совокупности ч. 2 ст. 167 УК РФ и ст. 213 УК РФ.

Если вандалом были уничтожены или повреждены особые здания или сооружения, относящиеся к категории памятников истории и культуры народов Российской Федерации, к объектам культурного наследия, объектам, взятым под охрану государства, или культурным ценностям, объектам археологического наследия, содеянное, при наличии к тому оснований, подлежит квалификации по ст. 243 УК РФ.

То же самое касается разрушения или повреждения памятников, стел, обелисков, других мемориальных сооружений или объектов, увековечивающих память погибших при защите Отечества или его интересов либо посвященных дням воинской славы России, влекущих ответственность не по ст. 214 УК РФ, а по ст. 243.4 УК РФ, и уничтожения, повреждения или осквернения мест захоронения, надмогильных сооружений или кладбищенских зданий, предназначенных для церемоний в связи с погребением умерших или их поминовением, за исключением случаев, предусмотренных ст. 243.4 УК РФ, наказуемых по ст. 244 УК РФ.

Действующее уголовное законодательство содержит целый ряд норм, закрепляющих ответственность за деяния, связанные с незаконным оборотом оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ и взрывных устройств, относящихся к категории преступлений против общественной безопасности и общественного порядка. К числу наиболее сложных в плане классификации и усвоения относится предмет преступлений, предусмотренных ст. 222-226.1 УК РФ. Рассмотрим наиболее спорные моменты, влияющие на квалификацию.

Во-первых, справедливо подвергается критике со стороны научного сообщества новая градация оружия по признаку «крупнокалиберное».

Так, Н.А. Егорова и А.Г. Егоров отмечают, что установление повышенной ответственности за деяние с таким предметом преступления законодатель увязал с повышенным поражающим воздействием, а также тем, что боеприпасы к такому оружию фактически являются взрывными устройствами.

В силу чего справедливо задаются вопросом о том, насколько вообще было правильно связывать повышение уровня общественной опасности преступления и усиление ответственности за него только с калибром находящегося в незаконном обороте боевого оружия, а не его, допустим, прицельной дальностью, боевой скорострельностью, возможностью ведения стрельбы очередями и др.

Во-вторых, еще один вопрос связан с истолкованием признака «взрывчатые вещества». Несмотря на схожесть с ними у воспламененной газовоздушной смеси метана, пропана либо способной взорваться при ударе о препятствие смеси некоторых видов пыли, порошков, лакокрасочных изделий, таковые к числу взрывчатых веществ отнесены быть не могут.

В-третьих, немало вопросов возникает с пиротехническими изделиями. Очевидно, что в состав петард, салютов и т.п. продукции входят вещества, признаваемые взрывчатыми при определенных условиях (тринитротолуол, дымный порох и т.п.), потому внесение существенных изменений в конструкцию заводской петарды (например, для причинения вреда здоровью человека, его ослепления) также влечет утрату статуса имитационно-пиротехнического средства и требует признания ее взрывным устройством. В ином случае пиротехнические изделия являются предметом преступления, предусмотренного ст. 218 УК РФ.

Однако данная позиция является спорной, поскольку любые действия с ним (приобретение, изготовление, переделка, ремонт) незаконны по своей сути, а потому и хранение обреза требует квалификации по иным статьям УК РФ.

Еще один вопрос с разграничением составов преступлений, связанных с оружием, касается квалификации его хранения по ст. 222, 224, 225, 348 УК РФ.

Итак, основными признаками, по которым происходит отграничение названных составов, являются: 

• во-первых, наличие характерных признаков у субъекта преступления;
• во-вторых, законность самого акта противоправного поведения;
• в-третьих, установление в качестве обязательного признака состава преступления последствий;
• в-четвертых, объект преступления.

Лица, владеющие оружием правомерно, но допустившие небрежность при его хранении, что создало условия для его использования другим лицом и повлекло в конечном итоге смерть человека или иные тяжкие последствия, несут ответственность по ст. 224 УК РФ.

Военнослужащие или работники других военизированных организаций в случае небрежного хранения огнестрельного оружия, что повлекло его утрату и использование иными лицами, причинившего тяжкие последствия, несут ответственность по ст. 348 УК РФ за утрату военного имущества. Субъект, которому была поручена охрана огнестрельного оружия, несет ответственность по ст. 225 УК РФ. Незаконно хранящий оружие виновный должен привлекаться по ст. 222 УК РФ.

Таким образом, при рассмотрении некоторых составов преступлений против общественной безопасности и общественного порядка можно констатировать множество проблем, возникающих при квалификации, не разрешенных до настоящего времени официальными разъяснениями высшей судебной инстанции.